Воспроизводится по книге: Евгений Агранович. Избранное. Москва, Вагант, 2001
Старик, ворона и малыш
Пустоватая опрятная комната в коммуналке. На стенах карта, фотографии. Старик мастерит на подоконнике кормушку для птиц, чтоб вывешивать её за окно и втаскивать обратно. Жестяная коробка, проволока, ножницы, пассатижи.
Ворона за окном смотрит искоса, потом стучит клювом в стекло:
— …_ _ _ …
— Как? — переспросил Старик. — Три точки, три тире, три точки. SOS? Принято, сейчас спасём! — высыпает крошки в форточку.
Тут чёткий стук в дверь, тоже условный: та-та, та, та-та.
— Входите! — командует Старик. Втиснулся в дверь Малыш лет шести. Отдаёт честь.
— К пустой голове… — напоминает Старик.
— Руку не прикладывают! — радостно подхватывает Малыш. — Я доложить. Ваше приказание… сделано!
И водрузил на стол хлебный батон, пакет молока, сырковую массу.
— Маме передай большое спасибо! — Старик тронут.
— Маме? — возразил Малыш. — Не, это моё спасибо. Сам в молочный бегал, в кассу, взял продукты маме, вам, сдачу принёс. Первый раз один — и получилось!
— Это подвиг, малтенант, благодарность перед строем.
Эта малопонятная награда Малыша не привлекает:
— А можно за это… вы обещали… расскажите, как вы на войне форсили?
— Нет, малтенант, мы форсировали реки, форсили другие, в тылу… Помню реку Сож в Белоруссии. Наш берег голый, низкий, а противник зарылся на другом — высоком лесистом крутом берегу… Вот так, смотри…
Старик чертит на столе, перекладывая книги, покупки Малыша. Рассказа мы не слышим, вместо него, как сгусток воспоминаний, поэтический пересказ эпизода, возникает песня:
Поля войны свинцом засеяны,
Бегут с пути мессеров журавли,
А листья звонкие из золота осеннего —
Как ордена легли на грудь родной земли.
Старик не поёт, а Малыш не песню слышит, а рассказ Старика.
Песня продолжается:
Когда штыки атаку кончили,
Шёл первый снег. И не видел десант,
Как две снежинки мне спустились на погончики…
Поздравь, любовь моя, я — младший лейтенант!
— Здорово! — восхитился Малыш. — И не страшно…
— Ещё как страшно! — признался Старик, — но некогда бояться. Рота на тебе, бой…
— А самое страшное что было? — не унимается малыш.
— У меня? Не поверишь… выходить на мороз из тёплой хаты, от тёплых людей…
И всплывает короткая сценка из будущего действия:
На ярком свету, в скрипучий мороз вслед за грузным капитаном выходит стройный лейтенантик в полушубке. Оглянулся на миг — в раскрытой двери в облаке пара — несколько печальных девичьих лиц под шапками… Поспешно отвернувшись, лейтенант шагает к машине…
Голос Малыша:
— А что, очень стреляли в тебя?
— Нет, огня не было, — отвечает Старик уже в комнате.
Малыш роется в фотографиях на столе:
— Это ты? А звёздочка цела?
— В ящике, белая коробочка.
Малыш сразу отыскал:
— О! А можно потрогать?
— Даже примерить, — разрешил Старик.
И вот Красная Звезда, такая большая и тяжёлая, привинчена к кармашку куртки.
— Ну можно я немножко поношу, я же не насовсем, минутку только, понарошке… Пусть посмотрят все, и мама…
Старик понимает его чувства:
— Ладно, орденоносец, беги!
Тот только тормознул у зеркала и вихрем в коридор…
Так и лейтенант почти шестьдесят лет назад в три прыжка слетел с мраморной лестницы, тормознул на подмётках новеньких сапог у огромного зеркала, с кадровым шиком козырнул своему отражению и подмигнул орденоносцу…
Отрезвляют житейские заботы: порядок на столе, жировки надо заполнить, квартплата, газ, телефон… Но что-то отвлекает. Давнишняя песенка, фронтовая-строевая:
Только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог.
Отпуска нет на войне!
Мешает сосредоточиться, вот бланк испортил… Откуда музыка? А! Встал, выдернул вилку ящика радиоточки…
Днём все мы тут, и не так уж тяжело,
Но чуть лёг мрак — снова только каблуки.
Пыль, пыль, пыль…
Ах, вот что, маленький магнитофон-кассетник. Подошёл, нажал красную кнопку. Всё. Тихо… Нет, это была пауза между куплетами… Телефон? Тоже нет. Полно суетиться, техника не виновата. Это во мне ещё поёт война: “Пыль, пыль, пыль от шагающих сапог…”
Резко стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, врывается мама, очень сердитая. Хлопает орден на стол.
— Ваш? У вас стащил чертёнок, украл?
— Что вы! — поспешно утешает Старик. — Я дал немножко поносить, разрешил.
— Что за игрушка? — переведя дух, но всё ещё гневно наступает мамаша. — Он воюет на кухне: “Ура! Вперёд, на врага!— …И чего он вам тут надоедает целыми днями? Ему учиться надо.
— А мы что делаем, по-вашему? — печально спрашивает Старик.
Мама вдруг поняла что-то, говорит, сбавив тон, даже сочувственно:
— Хотите, чтоб мальчишки играли в вашу войну? Нашли наследника! Да они и по телеку её не смотрят, переключают…
— И во что им теперь играть? В “купи-продай”? В “банкиры-рэкетиры”?
— Не знаю… Смотрят боевики американские, полицейские погони…
Уже бережно взяла орден, уложила в белую коробочку на столе.
— И, пожалуйста, ему не давайте. Сломает, уронит, совсем потеряет… Что тогда?
И так же решительно ретировалась.
Отвечает Старик уже в спину соседке:
— Потеряет? Нет-нет, нельзя. “Не потеряй победу…”
И как бы вспоминая строки песни:
С победою расстанешься,
И с чем тогда останешься?
И уже прямо в глаза зрителю, очень грустно:
Останешься ни с чем,
Останешься нищим…
Тут протиснулся в дверь, стесняясь открыть её пошире, смущённый до крайности Малыш. И застыл понуро.
— Чего надулся? — сочувственно спросил Старик. — У тебя игрушку отняли? У меня тоже…